Саша Кладбище

[bezmuzazopa]

Ты глядишь в пустоту – и в ответ тебя видит бездна,
И когда ей противиться, вроде бы, бесполезно,
Ты придержишь внезапно дверь своего подъезда,
Запуская с мороза уличного кота.
Если стать к себе проще и в это же время – строже,
Иногда от поступков, порой от бездействий тоже –
Так по мелочи и заполняется пустота,
Так бездонная темень тихонько по швам трещит,
И неброшенный камень, непощеный комментарий,
Перебор, где-то вовремя сыгранный на гитаре,
Создают по крупицам невидимый мощный щит.

Так последняя спичка холодный зажжет очаг,
Так случайная тропка выводит из леса к дому.
Ежедневно ты носишь вселенную на плечах:
Помни – Бог, Он всегда проявляется в мелочах,
Как и дьявол.
Но всё же – конечно же – по-другому.

***

Говорила мать, говорила мне сестра,
Не ходи ты в лес, ох, милый, не части,
В темень не иди да за круг огня костра,
С шеи не снимай амулет от нечисти!

Чтобы нежить душу твою не коверкала
Чтобы ведьма не прибрала тебя к рукам,
Не смотри в осколки разбитого зеркала,
Никогда не верь болотным огонькам!

Дома не бросай, да лишнего не ищи,
Двери запирай, и молись, и запомни ты:
Не ходи один к перекрестку в полуночи,
Берегись тех, кто зовет из темноты!

За порогом бродит в тумане старуха-смерть,
Тёмен ее плащ и коса её остра,
Главное в лицо ее мертвое не смотреть,
Говорила мать, говорила мне сестра.

За порогом скалит упырь свои клыки,
Когти на руках – и глаза его белы,
Говорила мать, закрывая все замки,
Вторила сестра, и крестила все углы.

Ни ногой из дома, сиди, читай Завет,
Жди, чтобы петух на рассвете прокричал.
Говорила мать – но молчал я ей в ответ,
Вторила сестра, я и ей в ответ молчал.

Солнце закатилось, не скор его восход,
Заперты все окна и двери на засов,
Выхожу бесшумно через дымоход,
Слыша волчий вой и Охоты дикой зов.

В темноте бегу, без пути и дороги я,
Через лес, трясину, и кладбища, и поля,
На моих ногах – грязь болотная, вязкая!
Под ногтями кровь – и черная земля.

Духом из трясин, белоглазым упырем,
Синим огоньком, волком и нетопырем,
Я вернусь домой, я успею до утра!

Не волнуйся, мать, не тревожься, моя сестра.

***

Однажды мы будем солдатами, когда время настанет скверное.
Я еще не уверен с датами. Это глупо звучит, наверное, – тут же вон, ребятня в песочнице, солнце в небе широколицее…Ты не думай, нет, мне не хочется, ни в окопы, ни на позиции; но ночами во сне мерещатся те убитыми, те – распятыми... Только мы одни, вроде, держимся – ведь однажды мы будем солдатами.
Молодыми, не очень… Разными. Кто-то трусом, а кто героем, намотаем портянки грязные, рассчитаемся, встанем строем, и от первого до десятого каждый выкрикнет свое имя.
Знай, однажды мы будем солдатами, я уверен, мы станем ими.
Мы расстанемся с играми детскими,
со дворами своими спокойными,
когда небо взорвется c треском и
вся земля запылает войнами…
И, смирившиеся с утратами, будут плакать по нам родители.
Однажды мы будем солдатами – с сигаретой в обшлаге кителя, с пневмонией, холерой, ранами, с похоронками и жетонами, с сапогами в грязи и рваными, и с молитвами, и со стонами, и с привычной бомбежкой утренней, с фотографией втрое сложенной, и с патроном в кармане внутреннем – тем одним, для себя отложенным, с челюстями до боли сжатыми, с отрешенным безумным взглядом... Однажды мы будем солдатами.

Потому, что война уже рядом.

***

Если только представить, хотя бы на пять минут,
Что его изобьют плетями, потом распнут,
В этот маленький лоб вопьются шипы, как жала –
Зарыдаешь. Подумаешь – лучше бы не рожала,
Чем смотреть, как по пыльному дереву кровь течёт,
Чем давить изнутри в небо рвущийся хриплый вой…

Но пока Он тебе улыбается, все не в счёт,
И ладошками – целыми – палец хватает твой.

Засыпай, моё сердце, на ложе из пряных трав,
Вырастай, мое солнышко,

Смертию смерть поправ.